Неправильный способ закончить войну - The Economist

История Корейской войны, одного из самых ожесточенных конфликтов XX века, наглядно демонстрирует: путь к миру, проложенный через затяжные переговоры и военную эскалацию, может стать не выходом, а тупиком. Эти уроки, полученные дорогой ценой, вновь становятся актуальными — теперь в контексте войны России против Украины и попыток президента РФ Владимира Путина продать свою позицию как «мирную инициативу», передает Politico.kz со ссылкой на The Economist.

Весной 1951 года, когда Корейская война только набирала обороты, лидер Китая Мао Цзэдун направил телеграмму Иосифу Сталину. В ней он хладнокровно рассуждал о цене, которую Китай готов заплатить в этом конфликте: сотни тысяч погибших, годы боев — все ради того, чтобы показать Западу силу новой Китайской Народной Республики.

Мао уже направил сотни тысяч китайских «добровольцев» на помощь северокорейскому режиму, поддерживаемому Москвой. Пренебрежение к человеческой жизни не было у него риторикой — оно стало стратегией. К 1953 году, когда стороны подписали перемирие, по внутренним данным Китая, страна потеряла около 400 тысяч человек. Мао воспринял даже смерть собственного сына на фронте с безразличием: «Как может быть война без смертей?»

Американцы потеряли почти 37 тысяч солдат, десятки тысяч погибших было среди союзников, миллионы — среди корейских гражданских. Города превращались в пепел, а линия фронта неумолимо возвращалась к исходной точке — 38-й параллели, разделявшей Север и Юг. Именно там и была установлена граница перемирия — спустя три года кровопролития, не сдвинувшись ни на метр.

Но если в Вашингтоне верили, что воюют за территорию и пытаются остановить коммунистическую экспансию, в Пекине на войну смотрели иначе. Мао стремился не только остановить американское влияние у своих границ, но и выбить из Москвы поставки вооружений, технологий и оборудования. И он получил желаемое — ценой тысяч жизней и двух лет бессмысленных боев после начала переговоров.

Теперь, по мнению The Economist, президент Путин действует по похожему сценарию. Он отвергает призывы к немедленному прекращению огня в Украине, предлагая вместо этого «комплексное соглашение», в котором фигурируют все его территориальные и политические претензии. Его стратегия напоминает ту, которую Мао называл «говорить, воюя».

Американский экс-президент Дональд Трамп, в свою очередь, все больше склоняется к логике уступок. Он перестал настаивать на необходимости срочного перемирия, предпочитая рассуждать о «обмене территориями» — намекая, что Украина должна пойти на территориальные уступки ради мира. В глазах Трампа это может выглядеть как прагматичный шаг, который положит конец боевым действиям. Однако история показывает, что подобные соглашения, заключенные на условиях силы, редко приносят устойчивый мир.

Карл Бильдт, бывший премьер-министр Швеции и один из главных переговорщиков в Дейтонском соглашении, остановившем войну в Боснии, считает, что переговоры возможны только после прекращения огня. Он предостерегает от попыток сразу урегулировать все — от границ до геополитического баланса — пока продолжаются обстрелы и гибнут люди. По его мнению, настоящий мир начинается с маленьких шагов: восстановления инфраструктуры, обмена пленными, решения гуманитарных вопросов.

Бильдт считает, что требование Путина «решить все и сразу» — лишь прикрытие для главной цели: не допустить, чтобы Украина стала успешным, свободным, западным и демократическим славянским государством.

«Мир» по версии Путина — это продолжение войны другими средствами. Это не прекращение огня, а пауза, чтобы перегруппироваться и нарастить давление. История Кореи предостерегает: подобный сценарий ведет не к урегулированию, а к замороженному конфликту, который может длиться десятилетиями. Настоящий мир — это не уступка агрессору, а прекращение огня и движение к взаимоприемлемому, пусть и компромиссному решению.

Если сделать иначе — снова окажемся в 1951 году, где война продолжается, пока дипломаты делают вид, что мир возможен.